С.Г.Кара-Мурза. О Политэкономии. 6, 5-4. О прибавочной стоимости

С.Г.Кара-Мурза.

https://sg-karamurza.livejournal.com/294860.html

О Политэкономии. 6, 5-4.


Маркс полагал, что бывший у капитализма импульс прогресса близок к исчерпанию, поскольку основанное на частной собственности производство регулируется стихийными механизмами и не приемлет научного планирования в масштабе всего общества. Маркс считал законом давление капитализма, которое создает абсолютное обнищание рабочих. Поэтому капитализм должен будет уступить место более прогрессивной формации, в которой частная собственность заменялась общественной. Исходя из этого марксизм предъявил капитализму два обвинения, которые в общественном сознании ставили под сомнение законность продолжения жизни этой формации: 1) торможение развития производительных сил; 2) эксплуатация рабочих посредством изъятия капиталистом прибавочной стоимости. Больше претензий, по существу, не было.
На деле второе, нравственное обвинение капитализма является производным от первого, и уже Энгельс предупреждал: «Как отмечает Маркс, в формально-экономическом смысле этот вывод ложен, так как представляет собой просто приложение морали к политической экономии». На этом основании социал-демократ Э. Бернштейн в статье «Возможен ли научный социализм?» резонно отвергал самостоятельное значение понятия прибавочной стоимости как обвинения капитализму.
Он указывал на важные противоречия. Прежде всего, Бернштейн воспользовался явным противоречием в политэкономии Маркса: он придавал «Капиталу» статус научного труда, в то время как это был одновременно труд пророка и реформатора. Нормой научности является полное устранение моральных оценок (этических ценностей). На деле «Капитал» насыщен этическими ценностями. Поэтому он был легко воспринят в России, ибо все русские философы-экономисты считали, что теория хозяйства не может быть оторвана от этики. (По этой причине, например, А. Смит выделил свои моральные рассуждения, связанные с хозяйством, в отдельную книгу, отличную от труда по политэкономии.)
Бернштейн писал: «Самым ярким примером в данном отношении могут служить высказывания Энгельса из предисловия к немецкому изданию “Нищеты философии” Маркса, написанного Энгельсом в 1884 г. Именно там Энгельс резко критикует мысль о том, что научность социалистической теории гарантируется признанием факта существования прибавочной стоимости. Подобный взгляд, заявляет он, ссылаясь на Маркса, с точки зрения экономической теории просто неверен, есть не что иное, как простое дополнение политической экономии моральными постулатами.
По законам политической экономии большая часть продукта не принадлежит рабочим, которые его произвели. “Когда же мы говорим: это несправедливо, этого не должно быть, — то до этого политической экономии непосредственно нет никакого дела”, — замечает Энгельс. “Мы говорим лишь, что этот экономический факт противоречит нашему нравственному чувству. Поэтому Маркс никогда не обосновывал свои коммунистические требования такими доводами, а основывался на неизбежном, с каждым днем все более и более совершающемся на наших глазах крушении капиталистического способа производства; Маркс говорит только о том простом факте, что прибавочная стоимость состоит из неоплаченного труда” (Предисловие к первому немецкому изданию работы Маркса «Нищета философии» // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 184)…
И если мы сравним учение Маркса с доктринами великих утопистов, то увидим, что марксизм хотя и содержит значительно больше элементов научного знания, так же далек от науки, как и утопический социализм» [110].
Бернштейн писал, ссылаясь на Энгельса: «Не сам по себе факт прибавочной стоимости свидетельствует о необходимости преобразования общества на социалистических началах, а порицание прибавочной стоимости массами, осуждение ее как грабежа является доказательством невыносимости данного строя, является, так сказать, показателем того, что данное состояние стало невозможным — только причины этой невозможности следует искать не в присвоении прибавочной стоимости, а в других экономических фактах».
В общем, если бы капитализм смог наглядно и убедительно показать свою способность преодолеть эти два дефекта, на которые указал Маркс, то приверженцы марксизма с полным правом одобрили бы продление капитализма еще на исторический неопределенный срок.
Забегая вперед, скажем, что в течение ХХ века именно это и смог совершить капитализм — и именно в рамках «обвинения от марксизма», от исторического материализма. Напротив, обвинений морального характера («от идеализма») капитализм не может отвести в принципе. Ежегодная гибель от голода 20 млн. детей, вовлеченных в систему капитализма, притом, что ради поддержания “правильных” цен уничтожаются запасы продовольствия, несовместимо с моралью. И эта гибель от голода — не эксцесс, а закономерность, поскольку капитализм принципиально признает только платежеспособный спрос и только движение меновых стоимостей. Дети, не способные заплатить за молоко, для политэкономии не существуют. Об этом писал в «Политэкономии голода» Амартья Сен (Нобелевский лауреат по экономике 1999 г.). Но его «политэкономия» вне рамок истмата.
Но вернемся в ХIХ век. Машина экономики, по Марксу, работала на «горю­чем», в качестве которого служила рабочая сила — товар, оплачиваемый капиталистом по его стоимости. Таким образом, здесь, и только здесь, в описанной Марксом «клеточке капиталистического производства», проверяется судом истории виновность или невиновность капитализма. Если удается поддерживать циклы расширенного воспроизводства, да еще интенсивного (с улучшением технологии),— значит, есть простор для развития производительных сил и капитализм прогрессивен. Это обвинение отпало.
Обвинение в том, что эксплуатация рабочих несправедлива, подвергли анализом логики. Вся политэкономия марксизма, ставшая ядром истмата, жестко исходит из трудовой теории стоимости – ее и разбирали.
Читаем «Капитал» Маркса: «Стоимость рабочей силы и стоимость, создаваемая в процессе ее потребления, суть две различные величины. Капиталист, покупая рабочую силу, имел в виду это различие стоимости. Ее полезное свойство, ее способность производить пряжу или сапоги, было только conditio sine qua nоn [необходимым условием], потому что для создания стоимости необходимо затратить труд в полезной форме. Но решающее значение имела специфическая потребительная стоимость этого товара, его свойство быть источником стоимости, притом большей стоимости, чем имеет он сам. Это — та специфическая услуга, которой ожидает от него капиталист…
То обстоятельство, что дневное содержание рабочей силы стоит только половину рабочего дня, между тем как рабочая сила может действовать, работать целый день, что поэтому стоимость, создаваемая потреблением рабочей силы в течение одного дня, вдвое больше, чем ее собственная дневная стоимость, есть лишь особое счастье для покупателя, но не составляет никакой несправедливости по отношению к продавцу… Все условия проблемы соблюдены, и законы товарного обмена нисколько не нарушены. Эквивалент обменивался на эквивалент. Капиталист как покупатель оплачивал каждый товар — хлопок, веретена, рабочую силу — по его стоимости. Потом он сделал то, что делает всякий другой покупатель товаров. Он потребил их потребительную стоимость» [23, с. 204, 206].