С.Г.Кара-Мурза. О Политэкономии. 6, 5-3. Надуманные противоречия.

С.Г.Кара-Мурза

https://sg-karamurza.livejournal.com/294425.html

О Политэкономии. 6, 5-3.

Прошло время, и в «Капитале» (1867) Маркс пишет, что такие события должны произойти в другой критической точке: «Монополия капитала становится оковами того способа производства, который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается... Капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это — отрицание отрицания... Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют» [23, с. 772-773].

Теперь, наверняка грянет час капиталистической частной собственности, с необходимостью естественного процесса. И, никак не объясняя, Энгельс (1890 г.) делает поистине фундаментальный вывод – он советует всемерно способствовать развитию капитализма, что и будет наиболее верным средством сделать жизнь трудящихся более счастливой. Он пишет в рабочую газету в Вене: «В настоящее время капитал и наемный труд неразрывно связаны друг с другом. Чем сильнее капитал, тем сильнее класс наемных рабочих, тем ближе, следовательно, конец господства капиталистов. Нашим немцам, а к ним я причисляю и венцев, я желаю поэтому поистине бурного развития капиталистического хозяйства и вовсе не желаю, чтобы оно коснело в состоянии застоя» [108].

Вот и теория революции – нужно всемерно укреплять капитализм, потому что это приближает конец господства капиталистов.

Эта установка Энгельса была взята на вооружение теми марксистами в нынешней России, которые считали русскую революцию «неправильной», а советский строй «мутантным социализмом». А.В. Бузгалин и А.И. Колганов, следуя за Энгельсом, пишут: «Формирование целостного социалистического общества в начале ХХ века было невозможно не только в отдельно взятой России, но и в случае победы пролетарской революции в большинстве развитых стран» [109]. Это невозможное требование, любая система народного хозяйства обладает разообразностью укладов. Так же и в США имеется много укладов, не принадлежащих к капитализму.

Маркс полагал, что бывший у капитализма импульс прогресса близок к исчерпанию, поскольку основанное на частной собственности производство регулируется стихийными механизмами и не приемлет научного планирования в масштабе всего общества. Маркс считал законом давление капитализма, которое создает абсолютное обнищание рабочих. Поэтому капитализм должен будет уступить место более прогрессивной формации, в которой частная собственность заменялась общественной. Исходя из этого марксизм предъявил капитализму два обвинения, которые в общественном сознании ставили под сомнение законность продолжения жизни этой формации: 1) торможение развития производительных сил; 2) эксплуатация рабочих посредством изъятия капиталистом прибавочной стоимости. Больше претензий, по существу, не было.

На деле второе, нравственное обвинение капитализма является производным от первого, и уже Энгельс предупреждал: «Как отмечает Маркс, в формально-экономическом смысле этот вывод ложен, так как представляет собой просто приложение морали к политической экономии». На этом основании социал-демократ Э. Бернштейн в статье «Возможен ли научный социализм?» резонно отвергал самостоятельное значение понятия прибавочной стоимости как обвинения капитализму.

Он указывал на важные противоречия. Прежде всего, Бернштейн воспользовался явным противоречием в политэкономии Маркса: он придавал «Капиталу» статус научного труда, в то время как это был одновременно труд пророка и реформатора. Нормой научности является полное устранение моральных оценок (этических ценностей).

Но и сам Энгельс в 1884 г. признал несоизмеримость между объективной науки и этики: «Коль скоро речь идет о “человеке науки”, экономической науки, то у него не должно быть идеала, он вырабатывает научные результаты, а когда он к тому же еще и партийный человек, то он борется за то, чтобы эти результаты были применены на практике. Человек, имеющий идеал, не может быть человеком науки, ибо он исходит из предвзятого мнения» [113]. На деле «Капитал» насыщен этическими ценностями. Поэтому он был легко воспринят в России, ибо все русские философы-экономисты считали, что теория хозяйства не может быть оторвана от этики. По этой причине, например, А. Смит выделил свои моральные рассуждения, связанные с хозяйством, в отдельную книгу, отличную от труда по политэкономии.

Бернштейн писал: «Самым ярким примером в данном отношении могут служить высказывания Энгельса из предисловия к немецкому изданию “Нищеты философии” Маркса, написанного Энгельсом в 1884 г. Именно там Энгельс резко критикует мысль о том, что научность социалистической теории гарантируется признанием факта существования прибавочной стоимости. Подобный взгляд, заявляет он, ссылаясь на Маркса, с точки зрения экономической теории просто неверен, есть не что иное, как простое дополнение политической экономии моральными постулатами.

По законам политической экономии большая часть продукта не принадлежит рабочим, которые его произвели. “Когда же мы говорим: это несправедливо, этого не должно быть, — то до этого политической экономии непосредственно нет никакого дела”, — замечает Энгельс. “Мы говорим лишь, что этот экономический факт противоречит нашему нравственному чувству. Поэтому Маркс никогда не обосновывал свои коммунистические требования такими доводами, а основывался на неизбежном, с каждым днем все более и более совершающемся на наших глазах крушении капиталистического способа производства; Маркс говорит только о том простом факте, что прибавочная стоимость состоит из неоплаченного труда” (Предисловие к первому немецкому изданию работы Маркса «Нищета философии» // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 184)…

И если мы сравним учение Маркса с доктринами великих утопистов, то увидим, что марксизм хотя и содержит значительно больше элементов научного знания, так же далек от науки, как и утопический социализм» [110].

Бернштейн писал о прибавочной стоимости, ссылаясь на Энгельса: «Не сам по себе факт прибавочной стоимости свидетельствует о необходимости преобразования общества на социалистических началах, а порицание прибавочной стоимости массами, осуждение ее как грабежа является доказательством невыносимости данного строя, является, так сказать, показателем того, что данное состояние стало невозможным — только причины этой невозможности следует искать не в присвоении прибавочной стоимости, а в других экономических фактах».

В общем, если бы капитализм смог наглядно и убедительно показать свою способность преодолеть эти два дефекта, на которые указал Маркс, то приверженцы марксизма с полным правом одобрили бы продление капитализма еще на исторический неопределенный срок.

Забегая вперед, скажем, что в течение ХХ века именно это и смог совершить капитализм — и именно в рамках «обвинения от марксизма», от исторического материализма. Напротив, обвинений морального характера («от идеализма») капитализм не может отвести в принципе. Ежегодная гибель от голода 20 млн. детей, вовлеченных в систему капитализма, притом, что ради поддержания “правильных” цен уничтожаются запасы продовольствия, несовместимо с моралью. И эта гибель от голода — не эксцесс, а закономерность, поскольку капитализм принципиально признает только платежеспособный спрос и только движение меновых стоимостей. Дети, не способные заплатить за молоко, для политэкономии не существуют. Об этом писал в «Политэкономии голода» Амартья Сен (Нобелевский лауреат по экономике 1999 г.). Но его «политэкономия» вне рамок истмата.

Но вернемся в ХIХ век. Машина экономики, по Марксу, работала на «горю­чем», в качестве которого служила рабочая сила — товар, оплачиваемый капиталистом по его стоимости. Таким образом, здесь, и только здесь, в описанной Марксом «клеточке капиталистического производства», проверяется судом истории виновность или невиновность капитализма. Если удается поддерживать циклы расширенного воспроизводства, да еще интенсивного (с улучшением технологии),— значит, есть простор для развития производительных сил и капитализм прогрессивен. Это обвинение отпало.

Обвинение в том, что эксплуатация рабочих несправедлива, подвергли анализом логики. Вся политэкономия марксизма, ставшая ядром истмата, жестко исходит из трудовой теории стоимости – ее и разбирали.

Читаем «Капитал» Маркса: «Стоимость рабочей силы и стоимость, создаваемая в процессе ее потребления, суть две различные величины. Капиталист, покупая рабочую силу, имел в виду это различие стоимости. Ее полезное свойство, ее способность производить пряжу или сапоги, было только conditio sine qua nоn [необходимым условием], потому что для создания стоимости необходимо затратить труд в полезной форме. Но решающее значение имела специфическая потребительная стоимость этого товара, его свойство быть источником стоимости, притом большей стоимости, чем имеет он сам. Это — та специфическая услуга, которой ожидает от него капиталист…

То обстоятельство, что дневное содержание рабочей силы стоит только половину рабочего дня, между тем как рабочая сила может действовать, работать целый день, что поэтому стоимость, создаваемая потреблением рабочей силы в течение одного дня, вдвое больше, чем ее собственная дневная стоимость, есть лишь особое счастье для покупателя, но не составляет никакой несправедливости по отношению к продавцу… Все условия проблемы соблюдены, и законы товарного обмена нисколько не нарушены. Эквивалент обменивался на эквивалент. Капиталист как покупатель оплачивал каждый товар — хлопок, веретена, рабочую силу — по его стоимости. Потом он сделал то, что делает всякий другой покупатель товаров. Он потребил их потребительную стоимость» [23, с. 204, 206].

Противоречия у Маркса возникали из-за того, что он смешивал абстрактную модель с идеологией, на которой он строил учение о пролетарской революции. Понятие «необходимый» труд, который оплачивается по эквиваленту стоимости рабочей силы, противоречит всей идеологии Маркса, когда он говорит о реальном положении рабочего класса как идеолог. Вот, он пишет в «Капитале» (гл. ХIII, : «Какую роль в образовании прибавочной стоимости, а следовательно, и в образовании фонда накопления капитала играет в наши дни прямой грабеж из фонда необходимого потребления рабочего, это мы видели» [23, с. 616].

Как можно называть «необходимым» труд, если из его стоимости можно «грабить» большую часть – а рабочая сила все равно воспроизводится? И какая же это «прибавочная» стоимость, если она образуется не как свойство труда производить больше, чем стоимость рабочей силы, а за счет грабежа? Политэкономия неадекватна реальности. Причем здесь трудовая теория стоимости и рабочей силы? Переходя к эмпирической реальности, сам Маркс рисует совсем другую картину, в которой и речи нет об эквивалентном обмене. Эксплуатация пролетария представлена в виде присвоения собственником капитала прибавочной стоимости, производимой при использовании купленной капиталистом рабочей силы.

И на раннем этапе капитализма, и в настоящее время рабочий выступал и выступает (редко) вовсе не против «эксплуатации как изъятия прибавочной стоимости после эквивалентной оплаты стоимости рабочей силы», а именно против «грабежа» – когда этот грабеж становился нестерпимым. Маркс представил пролетарскую революцию как возмущение присвоением капиталистом «чистой» прибавочной стоимости именно в идеологии, а в своих текстах, которые считал научными, никакой несправедливости в изъятии прибавочной стоимости нет. И такое противоречие считается антагонистическим.

Это противоречие представляется надуманным, как и сама категория прибавочного труда. Идем малыми шагами.

Необходимый труд оплачен зарплатой, эквивалентной стоимости рабочей силы на рынке. Тут никаких обид нет.

Прибавочный продукт отчуждается капиталистом. Что с ним происходит?

Часть его стоимости капиталист отдает государству в виде налога. На эти деньги строят школы для детей рабочих, то есть вкладывают в воспроизводство рабочей силы. Следовательно, это стоимость не прибавочного продукта, а необходимого, о чем в другом месте убедительно говорит сам Маркс.

Он объясняет на примере строительства дороги: «Есть прибавочный труд, который индивид обязан выполнить, будь то в форме повинности или опосредованной форме налога, сверх непосредственного труда, необходимого ему для поддержания своего существования. Но поскольку этот труд необходим как для общества, так и для каждого индивида в качестве его члена, то труд по сооружению дороги вовсе не есть выполняемый им прибавочный труд, а есть часть его необходимого труда, труда, который необходим для того, чтобы он воспроизводил себя как члена общества, а тем самым и общество в целом, что само является всеобщим условием производительной деятельности индивида» [111, с. 17].

Сказано ясно: «это есть прибавочный труд,.. [но это] вовсе не есть выполняемый им прибавочный труд, а есть часть его необходимого труда».

Другую часть капиталист вкладывает в поддержание, расширение и улучшение производства. Разве это не есть расходы на воспроизводство рабочей силы? Разве она может без них воспроизводиться? Значит, и «этот прибавочный труд вовсе не есть прибавочный труд, а есть часть необходимого труда».

Наконец, какую-то часть капиталист использует на свое потребление. Допустим, он потребляет скромно, как раз в меру своих усилий по организации производства. Но тогда выходит, что он всю прибавочную стоимость возвращает работникам – через государство или свое производство. Чем это хуже полного изъятия прибавочной стоимости государством и его чиновничеством? В чем тут антикапиталистический пафос, «снаряд в голову буржуазии» и т.п.? Выходит, все зависит от нравственности капиталиста?

Почему же речь идет о грабеже? Потому, что категории необходимого и прибавочного труда надуманны, а капиталист платил рабочему в соответствии с балансом сил. И долгое время был кровопийцей, так что это надолго врезалось в память. При чем здесь стоимость рабочей силы? Переходя к эмпирической реальности, Маркс рисует совсем другую картину, в которой и речи нет об эквивалентном обмене. Когда рабочие организовались, а капиталисты научились вытапливать сало из рабочих Юга, они поделились с рабочими метрополии, и «антагонистическое противоречие» испарилось.

Еще важное, но не объясненное предположение Маркса о форме преодоления капиталистического способа производства. Очевидно, что этот сдвиг означал бы кардинальное изменение политэкономии.

Этот процесс Маркс видел так: «Капиталистический способ присвоения, вытекающий из капиталистического способа производства, а следовательно, и капиталистическая частная собственность, есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Но капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это — отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частную собственность, а индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землей и произведенными самим трудом средствами производства… Там дело заключалось в экспроприации народной массы немногими узурпаторами, здесь народной массе предстоит экспроприировать немногих узурпаторов» [23, с. 772-773].

Это крайне странный прогноз. Почему надо восстанавливать «индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры»? Почему не строить сразу общенародную собственность средств крупного производства на основе общинной культуры, достижений науки и индустриализации? Откуда видно, что эта попытка построить уклад общенародной собственности «консервативна, даже более, реакционна»? Почему это значит «повернуть назад колесо истории»? Разве оно катится только вперед или только назад, а изменить его траекторию никому не дано?

Примечательно, что в комментариях к высказанному Марксом представлению о том, что отрицание капитализма «восстанавливает не частную собственность, а индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры», в канонической книге советской политэкономии («Комментарии к “Капиталу” К. Маркса») эта цитата Маркса прерывается, и далее своими словами говорится: «На смену капиталистической собственности идет общественная собственность» [112, с. 285]. Советскому официальному обществоведению пришлось радикально подправить Маркса, сказав вместо слов «индивидуальная собственность» слова «общественная собственность». Эта поправка показывает, что политэкономия Маркса не могла быть фундаментом разработки политэкономии советской России.